М.А. Булгаков "Мастер и Маргарита"
- ...Хороши ваши стихи, скажите сами?
- Чудовищны! - вдруг смело и откровенно произнес Иван.
- Не пишите больше! - попросил пришедший умоляюще.
- Обещаю и клянусь! - торжественно произнес Иван.

Сумочка к ребру
Рабочий день литературного консультанта  Владимира  Павловича  Смирнова начинается с чтения рукописей. Разбор  некоторых  из  них  требует  изрядных криминалистических навыков. В  других  -  отклонение  от  грамматики  мешает додуматься до смысла написанного. Иногда написанное вообще не имеет никакого смысла. Владимир Павлович хмурится  и  слегка  нервничает.  Часов  с  десяти начинают  появляться  авторы.  По утрам  любит  приходить  начинающий  поэт Рассветов. Он раздевается и садится напротив Владимира Павловича.  Рассветов страшно интеллигентен, но ходит всегда неприлично лохматым. Скептик ужасный. Даже собственные стихи он читает с пренебрежением. Пишет о полях и о деревьях, но больше о чувствах.  Пишет  плохо.  Сначала  Рассветов посылал  стихи почтой и был неприятен Владимиру  Павловичу  как  автор,  но  вот  он  стал приносить стихи сам и стал неприятен еще и как человек.
     - Мелкотемье,  товарищ  Рассветов,  и  форма  у  вас  не  блестящая,  - сдержанно  говорит  Владимир   Павлович,   пытаясь   возвратить   Рассветову стихотворение.
     - Мелких тем нет. Есть мелкие авторы, - надменно говорит Рассветов.
     Владимиру Павловичу хочется сказать Рассветову, что  он  и  есть  автор самый мелкий, что ему надо бросить писать и заняться поднятием тяжестей,  но этого сделать нельзя, и Владимир Павлович подробно разбирает  стихотворение, советует, спорит, читает лекцию по литературоведению и  очень  вежливо  дает понять, что стихотворение не может быть напечатано. Рассветов  надувается  и уходит создавать художественные ценности.
     Следующий - молодцеватый стриженый парень,  недавно  демобилизовавшийся солдат, автор романа "Три года в строю". Автор требует напечатать  "хотя  бы главы". Роман лежит у Владимира Павловича в самом дальнем углу стола  вместе со склянкой настойки из ландыша.
     - Прочитали? - звонко спрашивает стриженый парень.
     - Читаю, - хмуро говорит Владимир Павлович. - Зайдите дня через два.
     - Сколько можно ходить! - нахально говорит  парень.  -  Я  не  потерплю бюрократического подхода к моему творчеству!
     Владимир Павлович тупо смотрит на посетителя, на его богатырскую грудь, украшенную четырьмя автоматическими ручками, и ему страшно  хочется  достать из стола роман, рвать  его  на  глазах  у  автора  и  выкрикивать  при  этом оскорбительные отзывы,  но  Владимир Павлович  спорит,  убеждает,  советует читать Тургенева и грамматику.
     Приходит мастер короткого газетного жанра Коля Гонорарьев.  Этот  долго не задерживается, но все-таки оставляет неприятное впечатление.
     Потом идут другие - молодые, старые, вежливые, заносчивые,  сердитые  и обидчивые. Попадаются нервные. Как-то после работы Владимир Павлович  достал из стола два новых письма и хотел уже сунуть их  в  папку  для  того,  чтобы прочитать дома, но машинально  разорвал  один  конверт  и  вынул  оттуда  на редкость маленькую бумажку.
     В  этот  день  Владимир  Павлович  анализировал  поэму   Рассветова   о боярышнике и был порядком утомлен. Кроме того, демобилизованный романист назвал его Бенкендорфом. К концу дня его нервы находились, кажется, вне всякой системы.
     Владимир  Павлович  развернул  бумажку.   Неведомый   автор   предлагал
стихотворение, которое начиналось так:

                     Из подворотни выбрел пес лохматый
                     И вдруг завоил, словно не к добру.
                     Подкрадывался сумрак бородатый,
                     Подвязывая сумочку к ребру.

     "Что это? - подумал Владимир Павлович, чувствуя, что ему становится  не по себе. – Какую сумочку?! К какому ребру?"
     Владимир Павлович прочел это еще раз,  попробовал  хихикнуть,  но  смех вышел таким, что он сам его испугался.
     Он быстро оделся и поспешно покинул пустой  кабинет.  По  дороге  домой Владимир  Павлович  держался  многолюдных  и   освещенных   мест.   Странное четверостишие не давало покоя. Темный коридор он прошел  быстро  и  с  таким чувством, что его вот-вот ударят по голове  чем-нибудь  жестким  и  тяжелым. Войдя в свою квартиру, он запер за собой дверь.
     Жена сидела на диване и вышивала что-то  болгарским  крестом.  Владимир Павлович заговорил шепотом:
     - Маша, у нас никого нет?
     - Никого. А что?
     - Вот! - Владимир Павлович вынул из папки конверт и  осторожно,  словно эта была бутыль с негашеной известью, передал его жене. - Прочти.  Только... Ребенок спит? Спит? Тогда прочти... Нет-нет, не надо вслух.
     - Ничего особенного, - сказала хладнокровная жена, прочитав. -  "Сумрак бородатый" - хорошо, а вообще несколько туманно...
     - Несколько? - перебил Владимир Павлович, нервозно  вздрагивая.  -  Это черт знает что: "Завоил!" - какое адское слово. Все встречалось: поэтические вольности, охотничьи рассказы, шаманские могилы, но такого...  Нет-нет!  Это что-то жуткое... Я думаю, Эдгар  По  побледнел бы.  А  я  все-таки  человек рядовой, с ограниченным воображением, у меня ребенок, еще могут быть дети... Нет, я не могу! Я уйду  с  этой  работы.  Завтра  же.  Сегодня  же!  Займусь чем-нибудь другим... Буду менять  собственную  тень  на  шагреневую  кожу  - спокойнее...
     Жена бросила вышивание и внимательно посмотрела на мужа. Только  сейчас она заметила, что Владимир Павлович бледен и необычно суетлив.
     - Послушай, Маша, - сказал Владимир Павлович вкрадчиво, - тебе  никогда не казалось, что на тени ты похожа на Бенкендорфа? Да-да. Я все время  думал на кого, и вот сейчас...
     Перепуганная жена увела Владимира  Павловича  в  спальню  и  уложила  в постель. Потом она вернулась в комнату, подошла к телефону и набрала  нужный номер...
     Через  неделю  начинающий  поэт  Рассветов,  прогуливаясь  по  улице  с девушкой,  встретил  Владимира  Павловича,  который  против  обыкновения  не свернул в сторону и не отвел глаз, а пошел прямо навстречу  Рассветову  так, что тот должен был остановиться.
     -  Вот  что,  молодой  человек,   -   сказал   Владимир   Павлович   не поздоровавшись... - Не ходите вы ради бога по редакциям и не пишите  стихов. Чтобы нравиться девушкам, не обязательно писать стихи. Я вам это давно хотел сказать, но не мог. А теперь могу. У вас не то что  талант,  у  вас  здравый смысл отсутствует.
     - Рехнулся! - сказал посрамленный поэт, глядя вслед уходящему Владимиру Павловичу.
     Он был не прав. Владимир  Павлович  перешел  на  другую  работу  и  был совершенно здоров.