Тут у нас очень важное, начала передачу прораб, тут наметилось противостояние старичков и новичков. Хуйня, махнули рукой телезрители, нам вот по всему Интернету и радио рассказывать стали, что между нашей парочкой противостояние наметилось, а хуй в рот, только Лужок пострадал, так что не надо нам про противостояния пиздеть. Кто там рулит нам ясно, а кто тут тоже ясно – Растопыров. Прораб смутилась проницательности телезрителей, сделала ручкой по-старому и пропала с экрана. Ничего взамен не появилось, а послышался Кондрат.
Гена, говорит, внезапно уехал. И очень хорошо, сказали телезрители, он нам не нужен в третий раз.
Дальше стали показывать, как поругались болван Задойный и Женя. Я, сказал болван, не могу с тобой разговаривать, т.к. ты красишься. Я могу краситься и разговаривать, возразила Женя. Не верю, сказал болван. Он, когда что-нибудь пытается сообщить – замирает. Иначе может сбиться. А ты матами на меня говоришь! стала обижаться Женя. А вот когда болван матом разговаривает – он может хоть дрова пилить, хоть дорогу асфальтом покрывать.
Дальше показали, как Вонючий старичок разговаривает с фашисткой Наташей. Как же она страшна! Особенно я испугался, когда при моем последнем просмотре передачки показали, как она возвращается ночью в дом2, озираясь и скаля зуб. Жуткое зрелище. Это не жуткое, вдруг сказал из кустов Комиссаров, вот когда я увидел луну в пол-неба – это вот жуткое. Да где ж ты такое видел? удивились телезрители. На пленарном, коротко ответил Комиссаров и замолчал. А вот Вонючий старичок наоборот – сказал: фашистка, никто из новеньких против тебя ни слова не сказал. Попробовали бы, процедила щербатой рожей фашистка.
Тем временем Женя сказала болвану: расстаемся, собирай вещи, почему ты можешь разговаривать со мной в таком тоне? Потому что у тебя сиськи из пластмассы, ответил болван. Расстаемся, достал! сказала Женя и швырнула в псевдосердцах вдаль какую-то небьющуюся хуйню с полки.
Дальше стал рассказывать Кондрат. Коля, говорит, свинопас… Овцевод, поправили телезрители. …овцевод, продолжил Кондрат, принес вчера пожрать фашистке вегетарианскую картошку с огурцами, он рассчитывал на слова благодарности, а вместо этого чуть в газенваген не угодил. В грубой форме фашистка объявила, что не ест картошку с огурцами. Мяса захотела, пояснил Коля, блядь фашистская.
На три минуты Коля свиновод стал рейтинговым, к нему сразу подогнали Вонючего старичка, и началась задушевная беседа. Коля стоять спокойно не мог, качался в такт своему внутреннему миру. Она, говорит, нашла во мне недостатки и пользуется ими. Так и сказал. А прораб пошла к фашистке. К чему истерить? спрашивает. Не трогайте мнея, сказала фашистка, говорю серьезно – отъебись. Она микрофон вынуть может! закричали телезрители, он страшнее кастета, беги отсюда!
Дальше выяснилось, что болван пока передумал учиться на высшее. Он так и не выяснил, в чем разница между заочным и очным образованиями. И это вызвало стойкое отвращение к учебе, теперь он желает работать. Со мной разговаривать перестал! пожаловалась Женя, звонит какой-то и говорит: Марь Петровна, я хочу работать. А мне скучно, а он еще в покер ночью играет! Всё, расстаемся. Я не требую автомобиль, я подарков тоже не требую, а он мне матом говорит: засунь язык в жопу! Это некрасиво с его стороны, он что же думает, что раз я с силиконом живу, то от меня можно требовать разный сексуальных фантазий?! Я не хочу язык в жопу!
Задойный встал и пошел уходить. Немедленно сядь из уважения ко мне, велела прораб, он сел. Помолчал и говорит: у меня нет слов. И не надо, сказали телезрители, мы привыкли.
А Коля-свиновод овец приперся опять к фашистке и говорит с места в карьер: я вижу твои прекрасные глаза. Издеваешься? спросила фавшистка и стала биться головой в зеркало. Не бейся, тебе надо пересмотреть себе отношение ко мне, так и сказал Коля. Но ты мне не нравишься, стала ныть Наташа, мой идеал – штурмбанфюрер, а с тобой и поговорить не о чем, а со штурмом можно про Гете.
Да, вздохнул Коля, начерпался я тут, полезных уроков набрался. Почему никто не хочет меня учитывать? завыла фашистка Наташа. Не вой, я тоже заплачу, сказал болван Задойный.
И тут Кондрат говорит: не долго мучилась старушка – болван и Женя уже помирились. Я погорячилась, стала объяснять Женя, предлагаю альтернативу: нам надо вдохнуть новое дыхание, едем на завод жить. Ура! сказали телезрители, к станку его, к станку!
А прораб спросила у Вонючего старичка: как ты так устроился, что никто против тебя голоса не поднимает? Я, ответил Вонючий, у старичков стратегический лидер, а у новеньких – идеологический. Это он как наш премьер, догадались телезрители, он главный вообще везде.
Дальше началось лобное, и Оленька, коричневая, как кирпич, говорит: болван, если б ты ушел – мы бы не пережили этого. Пережили бы, возразили телезрители, и если ты уйдешь – тоже переживать не станем.
А я язык в жопу не хочу, сказала Женя и стала облизываться. Пынзарь на заводе объявил, что они с Дашкой детей скоро заведу, уже литературку бесчплатную почитывают. А я о свадьбе и не думаю пока, сказала Женя, какая свадьба, когда в виде условия мне ультиматируют: язык в жопу! Я не хочу так!
Тут Оленька говорит: голая мама Огибалова, скажите мудрые слова. Я в шоке, сказала голая, а ты, Женя, мудрая. А ты, болван Задойный – идиот, она тебя в сто раз мудрее. И ребят оставили в покое, т.к. они на лобном опять поругались.
Тут Оленька и говорит: Коля-свинопас уже пол-месяца не отходит от своей цели фашистки Наташи. Фашистка от переживаний обняла братца Пынзаря. Тот сразу хвать её за волосы и стал их расчесывать. Ну почему? стала настойчиво допытываться у фашистки Оленька, почему нельзя полюбить свиновода? Это истинное счастье. Да он робокоп, вдруг сказала голая мама Огибалова. А я хочу жить чувствами! объявила фашистка, и микрофон в её жопе резко включился. Опять утрируешь, укоризненно так и сказала Оленька.
Дальше начались выборы на выпирание. Выбор должен быть осознанным, стала агитировать в день голосования Оленька, никаких голосований сердцем. И сразу выперли небритого второпришедшего. Зачем приходил – непонятно. Обидно, так и сказал парень, меня ребята сюда звали, когда я первый раз уходил, я молодой, искренний, а стал пешкой в грязной игре.